У него проблемы. Их как минимум три, и как минимум одну из них можно было бы решить обращением к наркологу, а вторую — обращением к психиатру. Третья же решиться не может решительно н и к а к. Он смотрит на прикорнувшего брата — голова у того бессильно свесилась, хотя он всё ещё не лежит, а полусидит, спину в более или менее прямом положении держит спинка продавленного дивана, ширинка расстёгнута, но скорее чтобы не мешать расслабленному мягкому животу, чем по какой-то ещё причине. Что-то шершавое касается губ - Вадим с удивлением, граничащим с ужасом, понимает, что это всего лишь его же язык, совершенно сухой и кажущийся чужеродным предметом во рту.
Он вытягивает руку - кажется, на это ушло несколько лет, - и пытается ухватить за руку Глеба, но одеревенелые пальцы просто скользят по ткани. Хочется пить, а ещё больше просто передвинуться из текущей (медленно, будто воск с истаивающей свечки) позы, потому что, Вадим ощущает это тоже замедленно, шея затекла неимоверно, до белесых вспышек перед глазами, хотя вот во вспышках вполне может быть виновно кое-что другое.
Они медленно угасают, и, спустя несколько минут, Вадиму удаётся сменить положение тела, вместо подлокотника перенеся вес на плечо брата и уткнувшись носом в его волосы. Дымом пропахли, и этот запах постепенно сливается с ощущением комфорта.
Хорошая доза, спящий Глеб, запах курева и едва уловимо, на грани восприятия, - секса. Кажется, ушей даже достигают стоны, но Вадиму абсолютно не интересно, чьи.
- Глебка, - ему кажется, что голос наждаком проходится по гладкому, вязкому воздуху, но брат сопит всё так же ровно, явно пребывающий в мире куда более приятном, в нём наверняка нёбо не кажется обложенным ватой, все мышцы не сводит одновременно жаждой действия и одеревеневшей негой кайфа. Он на время застывает, надеясь уснуть вместе с этими всеми ощущениями, но сон не идёт. Вадим почти завидует Глебу, вот кому абсолютно поровну и на брата, и на соратников, явно развлекающихся там за Самойловых, и правильно, чего щелке пропадать на таком празднике жизни.
- тспшшш? - куда-то пропадают гласные, он понимает это вместе с тем, что жутко хочет пить. Из-за пересохшего горла некомфортно даже дышать, и приходится повернуть ставшую будто бы шарнирной шею, повертеть головой и уткнуться взглядом в тот самый, ну да, секс. Девочка скачет на чьём члене с абсолютно счастливым и обдолбанным лицом. Почему-то Вадим только сейчас осознает, что его лицо вряд ли менее бессмысленное. Разве что не такое, к сожалению, счастливое. Это дело поправимое, осталось только найти воду. Где-то в этом доме она должна быть, тут ведь должен быть туалет и ванная, а там кран - этого хватит.
Чтобы подняться, приходится тратить неимоверные усилия - ноги мягкие, будто набиты синтепоном и е оснащены даже проволочным каркасом, совершенно беспонтовая конструкция. Он держится за плечо уезжающего вбок из под пальцев Глеба, за диван, за стену, кое-как переставляя игрушечные ходули, выбирается в коридор и ползёт вдоль него, натыкается на какое-то тело как раз в дверях санузла и вынужденно перешагивает через него. Тело это женское, в чем Вадим убеждается, задев его ногой и перевернув с бока на спину, в вырезе становится видно грудь. Уткнувшись в раковину щекой, Вадим прикрывает глаза на несколько секунд, а потом включает ледяную воду. Она течет по лицу, затекает в рот и немного нос, приходится отфыркиваться, но это все равно прекрасно, язык прекращает быть куском наждака и прилипать к деснам намертво. В целом ему становится так хорошо, что даже отступивший было кайф мягкой волной снова накатывает на мозг, погружая его в сладкое, отсутствующее состояние.
Хочется одновременно разделить это чувство - и насладиться им в полной мере в одиночку. Во второй раз перешагнуть спящую на полу девицу оказывается в разы проще, ноги уже не ватные, хоть его всё ещё мотает.

- Глеб? - собственный голос не кажется больше трубами Иерихона. С другой стороны, нет больше посторонних чавкающих звуков, друг и его пассия уже оба явно отключились. Вадим ощущает, что остался один "в сознании" и разбавляемой лишь чужим дыханием и тиканьем часов тишине. Брат, сползший на край дивана, пока Вадим пытался подняться в прошлый раз, сейчас мирно лежит на подлокотнике щекой, мягкие губы чуть приоткрыты. Вадим касается их большим пальцем, немного надавливая.
Красиво. Этому засранцу всё красиво, хоть на лицо ему кончи, хоть свяжи. Проявляющаяся во время сна невинность - тоже. Выглядит почти как вчерашний школьник, нарешавший кучу задач и уснувший над учебниками. Правда, не был он ни невинным, ни школьником, да и большую часть заданий, требующих решения, за него всегда делал Вадим. Он склоняется над братом, пальцами задирает его рубашку, пробегается по пояснице, мягко щиплет - никакой реакции. Можно подумать, что он не спит, а мертв, если только не слышать тихого сопения и не ощущать, как движутся под слоем кожи и мяса рёбра, как качают лёгкие воздух, а сердце кровь.
Рука по-хозяйски двигается дальше, ниже, забирается под бельё и и обхватывает самую малость напряженный член — может, Глебу просто снится приятный, влажный сон с какой-нибудь девахой или Вадимом, или ещё с кем, не всё ли равно. Реакции на прикосновение почти нет, и это почему-то по-своему тоже заводит, то, какой брат податливый сейчас. Он очень аккуратно поворачивает Глеба, а это непросто, учитывая комплекцию и полную, почти бесчувственную вялость последнего. Тот не просыпается до сих пор, просто меняется звук дыхания на более глубокий и тихий. Вадиму приходится и раздевать младшего - ладно, просто свозить вниз штаны с бельём - очень медленно и осторожно. Вместо смазки у него только слюна, но она сейчас вязкая, он плюёт себе на ладонь и проводит меж чужих ягодиц, раздвигая. Конечно, недостаточно. Конечно, нужно ещё слюны, и немало, чтобы продвинуть внутрь сперва один палец, а затем второй, он разглаживает изнутри обстоятельно и терпеливо, потому что лишнюю боль приносить абсолютно не хочет.
Когда Глеб вдруг сквозь сон совершенно явственно стонет, одновременно приходя в сознание, Вадим давит на спину, между лопаток, второй рукой.
- Тише, это я, - и наклоняется, успокаивающе проводит носом по взмокшему загривку, - Всё хорошо.
И не дожидается, пока брат разворчится или попробует вывернуться, зажимает ладонью эти его блядские мягкие губы, одновременно проталкивая меж ягодиц уже не пальцы. Приходится держать за поясницу, тело под Вадимом ещё мягкое и расслабленное со сна, и это особенно приятно, приходится держаться, чтобы самому-то не стонать, пока Глеб, почти не двигаясь (это хорошо, это правильно, тут и не надо двигаться ему) больше занят тем, что вылизывает пальцы, зажимающие рот. И занят он этим весьма конкретно, в конце концов брат рычит ему в ухо
- Хватит, - и кусает в плечо, потому что одни лишь слова совершенно не вразумляют.
Протиснуть влажную ладонь под живот брату оказывается довольно проблематичным делом, Вадим другой рукой подтягивает Глеба за бёдра на себя, стискивая зубы, зато осознавать, что теперь-то тот вполне возбужден, не то что во сне, приятно. Он движет мокрым, вылизанным кулаком по стволу довольно быстро, с оттягом, зажимая головку, пока по телу Глеба не проходит волна судорог. Пульсирующий член выталкивает сперму, Глеб, кажется, цепляется в подлокотник дивана зубами и почти кричит в него. Задница, распираемая Вадимом, тоже пульсирует, прежде чем расслабиться. Он движется уже без какого-либо сопротивления, быстро наращивая скорость, и затем тоже кончает, на остатках кайфа это ощущение кажется божественным.
Потом, конечно, в первую очередь хочется отдышаться, затем повертеть головой, тряся влажными волосами, не видел ли кто.
- Все спят, - заключает, не особенно пытаясь уже шептать, и отлипает от влажной чужой спины, от растраханной задницы.
- А мы как же? - спрашивает, загнанно дыша, Глеб, губы у него красные, воспалённые.
- А мы нет, - Вадим опрокидывает голову и вновь смотрит в потолок, ему даже застегиваться лень, - Но мы можем ещё вмазаться и ещё вздремнуть. Как тебе план?
Потолок не отвечает.